В россии нельзя вводить чисто западные институты регулирования рынком

А.А. Акаев, доктор технических наук, иностранный член

РАН

Уважаемые коллеги, я не первый раз слушаю доклад Светла- ны Георгиевны, и каждый раз получаю огромное удовлетворение. Она замечательна тем, что она — многогранный ученый. С одной стороны — социолог, а с другой — высокопрофессиональный эко- номист.

В последнее время, как я знаю, Светлана Георгиевна активно занимается моделированием. И сегодня я слушал ее в роли социо- лога. Ранее мне довелось познакомиться с этой концепцией при- менительно к экономическим проблемам, экономической транс- формации.

Когда предлагается новая концепция, новая теория, я, как ин- женер, всегда думаю: продуктивна она или нет? И на свой вопрос, слушая доклад Светланы Георгиевны, я получил положительный ответ. То, что предлагает докладчик, смею утверждать, это новая концепция, инновационная теория, и она продуктивна.

В каком отношении продуктивна? Задается такой вопрос: Рос- сия и другие страны с переходной экономикой,  которые сейчас идут к рынку, должны ли они принимать  чисто западные инсти- туты регулирования рынка? А сегодня Светлана Георгиевна ста- вит вопрос шире, говорит о регулировании или саморазвитии уже социальной системы. Я же хочу сузить, взять в качестве примера экономическую трансформацию. И докладчик дает ответ: если вы переходите к рынку — этот переход будет успешным,  эта транс- формация, говоря языком  Поланьи, будет успешной, если вы со- храните доминирование материнской матрицы.

Я думаю, что это в общем-то  удачное определение матрицы. Материнскую, исходную, традиционную матрицу необходимо со-

А.А. Акаев. В России нельзя вводить чисто западные институты регулирования рынком

хранить. Возьмем первый пример — Китай и Россия. Китай со- хранил доминирующую  X-матрицу, и она идет к оптимальному сочетанию X и Y-матриц. Она тоже принимает институты рынка, потому что без этого перейти к рынку нельзя. Но Китай это дела- ет очень осторожно.  И в Китае доля Х постепенно уменьшается, а доля Y увеличивается. Но доминирование Х в матрице сохраня- ется (где-то около 0,75). Поэтому мы видим, что Китай уверенно, динамично осуществляет сегодня трансформацию, успешно пере- ходит к рынку.

Что стало  с постсоветскими  республиками?   Ведь нам IMF, Всемирный  банк, весь Запад и вся эта армия советников — они рекомендовали немедля ломать  все до основания и строить ис- ключительно рынок наподобие западных институтов.  И к чему это привело? Мы имеем немало негативных примеров. Они разру- шили многие постсоветские страны. Посмотрите на три Прибал- тийские республики, которые имели иную матрицу. Они временно были в другой матрице — всего порядка 40 лет после 1940 г. (если не считать годы войны). Вот они перешли успешно.

Реплика:

И европейские страны тоже…

А.А. Акаев:

О восточноевропейских, центральноевропейских странах я да- же не говорю. Посмотрите, кто лучше всех перешел в рынок. Это Эстония — пример и образец. Почему? Да потому что у них была та матрица, к которой они легко, безболезненно перескочили и стали лидерами. А все остальные страны — они в общем-то шли совер- шенно другим путем.

Ответ Светланы Георгиевны из ее концепции  вытекает такой: России нельзя  принимать предложение  либеральных  экономи- стов, либеральных политиков,  которые говорят, что в России надо вводить чисто западные институты  регулирования рынком, пото- му что это приведет к катастрофе. Таков ее ответ.  А где оптимум? Оптимум был в Японии.  С самого начала реформа Мейдзи базиро- валась на оптимальном сочетании. Вот это, наверное, и есть золо- тое сечение. Я даже читал книгу об этом — не помню, кто автор.

В заключение скажу, что я поддерживаю концепцию Светланы Георгиевны. Конечно, ее надо шлифовать, требуется больше эмпи- рических данных. Одно только хочу сказать: по Китаю она сама сказала, что опиралась на эмпирические данные. Вот это я удосто- веряю, поскольку прочитал ряд ее блестящих статей по Китаю, где она как раз на эмпирических данных показывает, почему эта стра- на динамично и успешно переходит к рынку. Светлана Георгиевна побывала во многих кантонах, губерниях Китая, имеет возмож- ность привести очень хорошие эмпирические данные. И потому доклад слушаешь с удовольствием.

Спасибо Вам! И дай Бог успехов и удачи Вам в построении но- вой теории…

Широкие историософские построения плохо сочетаются с исторической эмпирикой

П.М. Кудюкин

Как человек с историческим образованием, я всегда с некото- рой настороженностью отношусь к чересчур широким историо- софским построениям. А по сути мы имеем дело в докладе Светла- ны Георгиевны не с социологией,  а именно с историософией.

Совершенно  не случайно  задавался вопрос  о сопоставлении представленной концепции с цивилизационным  подходом. Мож- но отрицать связь с ним, можно не отрицать, но есть несомнен- ное общее — то, что исходным пунктом является представление о некой неизменной сущности и неизбывной  судьбе определен- ных социальных общностей. При этом основания такой неизмен- ной сущности  остаются без рациональных  объяснений  — ими не являются  ни отсылки к мистическим сущностям типа «духа нации» или приверженности к той или иной религии, ни квази- натуралистические концепции вроде «вызова-ответа» у Арнольда Тойнби или представленных нам «X- и Y-матриц», воспринимае- мых как очевидная аллюзия на генетику.

Вы  называете  анализируемые   общности «государствами», что, с моей точки зрения, не вполне правомерно. Потому что со-

временные государства, в которых мы можем проследить четкую преемственность, формируются относительно поздно — в позд- нем Средневековье и раннем Новом времени. Так, если говорить о России (а меня в данном случае больше всего интересует именно Россия), то ведь как государство она складывается где-то во вто- рой половине XV в., во времена Ивана III. И только с тех пор мы можем говорить о некоторой непрерывности и преемственности в развитии Российского государства при всех разрывах, которые существовали в его истории,  включая  два перелома, произошед- шие в XX в. И, собственно, только с образования Московского великого княжества (затем царства), объединившего, говоря сло- вами М. Любавского,  «основную государственную территорию великорусской народности», мы можем считать более-менее обо- снованной концепцию особого характера взаимоотношений госу- дарства и общества, генетически восходящую к построениям «го- сударственной школы». Концепцию  (точнее, группу концепций), говорящую о системообразующей роли власти, о формировании ею общества под свои потребности.

Еще в советские годы (в неофициальных публикациях)  один из моих учителей, М.Я. Гефтер, дал такую формулировку: «Россия как социум власти». В постсоветские годы наиболее ярким выра- жением идеи стала концепция «русской системы» Ю. Пивоваро- ва — А. Фурсова.

Но и тогда — как минимум до конца XVII столетия, до Пет- ра I — постоянно пробивалась и противодействующая тенденция. Да и уже через пять лет после смерти преобразователя эта тенден- ция начала пробиваться  в новой форме в событиях зимы 1729–

1730 года, положивших  начало прерывистой, но все нараставшей линии борьбы за конституционализм.

Если же мы посмотрим на более ранние периоды с точки зре- ния соотношения централизации и децентрализации, то в исто- рии тех политий  (княжеств и земель), которые существовали на территории  будущей России, мы увидим примерно те же  про- цессы, что и в Западной Европе. Наша удельная система при всех спорах о русском феодализме — существовал таковой или не су- ществовал — в значительной  мере очень похожа,  как минимум, на западноевропейскую  феодальную раздробленность. Да, у нас

не сложилась в полной  мере знаменитая «феодальная лестница», иерархическая система сюзеренитетов-вассалитетов. Так на самом деле она и в Европе далеко не везде сложилась. Мы видим  ее поч- ти как веберовский идеальный рип в крестоносных королевствах на ближнем Востоке, а реальная,  коренная Европа давала гигант- ское разнообразие. Нет полного совпадения в формах условного землевладения, но ведь и в Западной Европе они были достаточно разнообразны.

С другой стороны, в Западной Европе мы тоже видим и высо- кую степень централизации (в тех же абсолютистских монархиях), и тенденции к подавлению общества государством.

Вообще это очень важный момент: мы слишком часто опе- рируем такими  нерасчлененными  парами понятий, как «Запад- Восток», «Запад-Россия». А ведь Запад тоже не однороден, даже применительно к капиталистическому периоду его развития. Есть же классическое противопоставление «рейнского» капитализма и, так сказать, «ковбойского», англосаксонского. Достаточно разные капитализмы.

С.Г. Кирдина:

А работы Павлова-Сильванского вы имеете в виду при анализе сельского феодализма?

П.М. Кудюкин:

Естественно. Когда я говорю о спорах, о том, был или не был в России  феодализм, — без Н. Павлова-Сильванского обойтись невозможно. С точки зрения хозяйственного  устройства, опять- таки не стоит переоценивать отличие русской системы условной верховной  собственности  на землю  от того, что существовало в Западной Европе — там тоже целый период было ровно то же самое, только в России этот порядок исторически затянулся. Но, с другой стороны, в России он сочетался с чрезвычайной дробно- стью землепользования. Если мы посмотрим, например, на систе- му сельского расселения (до конца XV в. — по археологическим источникам, с этого момента — по писцовым книгам), то увидим картину преимущественно  мелких  поселений и в конце XV в., и в XVI–XVII вв. То есть о какой-то сверхцентрализации говорить

не приходится. Это очень мелкодробная система хозяйствования, связанная, среди прочего, с природными  условиями. Здесь трудно было обеспечить до поры до времени хозяйствование при круп- ных поселениях. Они появлялись, конечно, но они, как правило, были связаны не только и не столько с сельским хозяйством. И, кстати говоря, несмотря на принципиальную  природную одно- родность восточноевропейской  равнины,  уже  достаточно рано, с XVII в., у нас появляется различие производящих  и потребляю- щих регионов и возникают  существенные товарные потоки:  с юга на север — хлеб, а с севера на юг — различные товары в ответ.

С.Г. Кирдина:

По указным ценам…

П.М. Кудюкин:

Не всегда. Далеко не всегда по указным ценам. Да, были и они, но преувеличивать, говоря, что существовала только редистрибу- ция и не было никакого рынка, — не совсем так. Как минимум, не совсем так.

Следующий момент — утверждение о менее затратном харак- тере редистрибутивных экономик — очень сильное утверждение, к тому же вызывающее сомнение. По крайней  мере, если взять классический период редистрибуции — советский период, — вот ведь где была фантастическая  расточительность!  Начиная  с во- енного коммунизма, который сопровождался  просто гноением гигантских масс хлеба, отнятого у крестьянства, и кончая коллек- тивизацией и насильственным изъятием хлеба из деревни, опять- таки сгноенного точно так же, как потом гноили купленное обо- рудование, полученное ценой миллионов жизней. То есть считать на примере российской  истории редистрибутивную  экономику менее затратной — несколько неправдоподобно.

И извините, мелкое замечание (вот вредный я человек, иногда люблю ловить блох…). По поводу Маркса. Знаете, он не закон- чил философией — он начинал как раз в молодости с философии; в 1840-х гг. он куда более философичен, чем впоследствии.  А уже затем он переходит к более конкретным вопросам, к анализу «эко- номической анатомии капиталистического общества»; хотя, несо-

мненно, что и в «Капитале», как прекрасно показал Э. Ильенков, остается и философом тоже. Но философией он вовсе не заканчи- вает. Он именно философски ставит вопросы, на которые потом ищет ответы в других сферах знаний.

Бог един, но в трех лицах

Д.С. Чернавский, доктор физико-математических наук

Насколько я понял, в докладе Светланы Георгиевны главная мысль состоит в том, что в любом обществе (стране, государстве) должны сосуществовать три фактора: централизованное управ- ление (государство), самоорганизация  и идеология. Аналогичные мысли (но в других терминах) высказывал Блаженный Августин в учении о Святой Троице («Бог един, но в трех лицах»). В свое время это учение сыграло большую и положительную роль в исто- рии Западной Европы. В какой пропорции должны присутство- вать эти факторы — Блаженный Августин рецепта не давал: каж- дая страна должна решать этот вопрос сама.

В докладе Светланы Юрьевны  речь в основном  идет о двух факторах — X и Y, которые по смыслу близки к «централизованно- му управлению» и «самоорганизации». Эти факторы комплемен- тарны (дополнительны), но оба должны присутствовать в любом обществе, хотя и в разных пропорциях в разных странах.

В докладе было высказано важное утверждение: эти пропорции необходимо считать с учетом обычаев, поведенческих  реакций, ментальности и т. д. Решать эти вопросы на вербальном уровне, на мой взгляд, не очень продуктивно. Копирование чужих матриц, т. е. пропорций в других странаХ- не ведет ни к чему хорошему.

В концепции Светланы Георгиевны много общего с так назы- ваемым цивилизационным  подходом. Это действительно так, но есть и отличие. В цивилизационном  подходе неявно предполага- ется, что между разными цивилизациями  идет борьба и они несо- вместимы. Борьба действительно идет. Важно, однако, что в каж- дой цивилизации присутствуют оба фактора X и Y, хотя и в разных пропорциях.

На мой взгляд, доклад не является пока математической тео- рией. Я рассматриваю его как «учение» (по аналогии с Блаженным Августином). Из этого учения следует призыв к гармонической су- веренности стран: нужно чтобы при доминировании какого-либо фактора другой фактор тоже присутствовал.